Неточные совпадения
Феклуша. Нельзя, матушка,
без греха: в миру
живем. Вот что я тебе скажу, милая девушка: вас, простых людей, каждого один враг смущает, а к нам, к странным людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено; вот и надобно их всех побороть. Трудно, милая девушка!
— Оставь… Не надо, — удерживал его Михей Зотыч. — Пусть выспится молодым делом. Побранить-то есть кому бабочку, а пожалеть некому. Трудненько молодой
жить без призору… Не сладко ей живется. Ох,
грехи!..
— Ах, нехорошо, брат!.. И мы не
без греха прожили… всячески бывало. Только оно тово… Вот ты вырасти свою дочь… Да, вырасти!..
— Да о чем говорить-то? — возмущался Замараев. — Да я от себя готов заплатить эти десять тысяч…
Жили без них и
проживем без них, а тут одна мораль. Да и то сказать, много ли мне с женой нужно? Ох,
грехи,
грехи!..
А так как
без опытов
прожить нельзя, то и в
грех этим лицам ставить не следует, а следует ставить в
грех лишь тем, которые не те опыты производят, какие от бога им предназначены.
— И то сказать, трудно в ихнем сословии
без греха прожить! Цельный день по кухням да по лавкам шляются, то видят, другое видят — как тут себя уберечи!
— А по моему глупому разуму, Гордей Евстратыч, неладное вы затеяли… Вот что!..
Жили, слава богу, и
без жилки,
проживем и теперь… От этого золота один
грех…
Ох, вышел
грех, большой
грех… — пожалела Татьяна Власьевна грешного человека, Поликарпа Семеныча, и погубила свою голову, навсегда погубила. Сделалось с нею страшное, небывалое… Сама она теперь не могла
жить без Поликарпа Семеныча,
без его грешной ласки, точно кто ее привязал к нему. Позабыла и мужа, и деток, и свою спобедную головушку для одного ласкового слова, для приворотного злого взгляда.
— Нет, Глеб Савиныч, не надыть нам: много денег, много и
греха с ними! Мы довольствуемся своим добром; зачем нам! С деньгами-то забот много; мы и
без них
проживем. Вот я скажу тебе на это какое слово, Глеб Савиныч: счастлив тот человек, кому и воскресный пирожок в радость!
Глафира. Возьмите власть над собой, разлюбите его! И если уж вы
без любви
жить не можете, так полюбите бедного человека,
греха будет меньше. Его разлюбить легко, стоит только вглядеться в него хорошенько.
Писал Домнин муж отцу, что Гришка
живет в Харькове у дворничихи, вдовы, замест хозяина; что вдова эта хоть и немолодая, но баба в силах; дело у них не
без греха, и Гришка домой идти не хочет.
— Ох-тех-те!.. Младшего брата давно оженили, — говорила Варвара, — а ты всё
без пары, словно петух на базаре. По-каковски это? Этих-тех, оженишься, бог даст, там как хочешь, поедешь на службу, а жена останется дома помощницей-те.
Без порядку-те
живешь, парень, и все порядки, вижу, забыл. Ох-тех-те,
грех один с вами, с городскими.
Ераст. Как вы, однако, греха-то боитесь! Вы, видно, хотите совсем
без греха прожить? Так ведь это гордость. Да и какая ж заслуга, ежели человек от соблазну прячется? значит, он на себя не надеется. А вы все испытайте, все изведайте, да останьтесь чисты, непорочны — вот заслуга.
Афоня. Батюшки! Сил моих нет! Как тут
жить на свете? За
грехи это над нами! Ушла от мужа к чужому.
Без куска хлеба в углу сидела, мы ее призрели, нарядили на свои трудовые деньги! Брат у себя урывает, от семьи урывает, а ей на тряпки дает, а она теперь с чужим человеком ругается над нами за нашу хлеб-соль. Тошно мне! Смерть моя! Не слезами я плачу, а кровью. Отогрели мы змею на своей груди. (Прислоняется к забору.) Буду ждать, буду ждать. Я ей все скажу, все, что на сердце накипело.
«Трудись, говорит. Мы тоже, говорит,
без труда не
живем. Когда уже так, то согласнее мы тебе дать корову и другую с бычком, значит, для разводу. Коси сено, корми скотину, пользовайся молоком и говядиной. Только
греха, говорит, у нас этого не заводи».
Матрена. Тоже острабучилась как баба. Да и то сказать, обидно. Ну, да слава богу, дай это дело прикроем, в концы в воду. Спихнем девку
без греха. Останется сынок
жить покойно. Дом, слава богу, полная чаша. Тоже в меня не забудет.
Без Матрены что б они были? Ничего б вы не обдумать. (В погреб.) Готово, что ли, сынок?
«Это, говорю, верно. На миру хоть и не
без греха жить, так по крайности
жить, чем этак-то маяться. А только как мне
жить, не знаю. Да еще когда из острога-то выпустят».
— Кто говорит, что гулять
грех? — спрашивал он себя с досадой. — А вот которые говорят это, те никогда не
жили на воле, как Мерик или Калашников, и не любили Любки; они всю свою жизнь побирались,
жили без всякого удовольствия и любили только своих жен, похожих на лягушек.
— И
греха в том нет никакого, — ответила Фленушка. — Падение — не
грех, хоть матушку Таифу спроси. Сколько книг я ни читала, столько от матерей ни слыхала — падение, а не
грех… И святые падали, да угодили же Богу.
Без того никакому человеку не
прожить.
Если люди женятся, когда могут не жениться, то они делают то же, что делал бы человек, если бы падал, не споткнувшись. Если споткнулся и упал, то что же делать, а если не споткнулся, то зачем же нарочно падать? Если можешь
без греха прожить целомудренно, то лучше не жениться.
В стары годы на Горах росли леса кондовые, местами досель они уцелели, больше по тем местам, где чуваши́, черемиса да мордва
живут. Любят те племена леса дремучие да рощи темные, ни один из них
без ну́жды деревцá не тронет; рони́ть лес
без пути, по-ихнему,
грех великий, по старинному их закону: лес — жилище богов. Лес истреблять — Божество оскорблять, его дом разорять, кару на себя накликать. Так думает мордвин, так думают и черемис, и чувашин.
И что-то всем стало невесело. Недолго гостили парни у Мироновны, ушли один за другим, и пришлось девушкам расходиться по домам
без провожатых; иные, что
жили подальше от Ежовой, боясь, чтобы не приключилось с ними чего на дороге, остались ночевать у Мироновны, и зато наутро довелось им выслушивать брань матерей и даже принять колотушки: нехорошее дело ночевать девке там, где бывают посиделки,
грехи случаются, особливо если попьют бражки, пивца да виноградненького.
— Оно, конечно,
грех, да ведь что поделаешь… Вы не приказывали во двор чужих баб пущать, оно точно, да ведь где ж своих-то взять. Прежде, когда
жила Агнюшка, не пускал чужих, потому — своя была, а теперя, сами изволите видеть…
без чужих не обойдешься… И при Агнюшке, это точно, беспорядков не было, потому…
— Вот что, Михаил Андреевич, скажу я вам, — начал граф, когда Шумский вошел в его кабинет и остановился перед письменным столом, за которым сидел Аракчеев. — Вам, действительно, здесь трудно найти себе занятие, а
без дела
жить скучно. В мире для вас все потеряно, но есть еще место, где вы можете быть полезным, если не ближним, то, по крайней мере, самому себе. Ваша жизнь полна горьких заблуждений; пора бы подумать вам о своем спасении и загладить
грехи вашей юности молитвою и покаянием.
— Не говори, не отнимай хоть надежду-то; одною ею и
живу я. Если, избави Бог, узнаю, что потерян он навсегда для меня — не переживу, видит Бог, не переживу… Руки сама на себя наложу… Знаю,
грех это, страшный
грех, но и на
грех пойду, не устрашуся!..
Без него мне жизнь не в жизнь…